Первая постперестроечная экспедиция 1995 года: неудавшееся обслуживание французских уранщиков и голодовка на Уяне. Воспоминания геолога

Соболев Александр Олегович

Памяти российских геологов, сгинувших в 1990-е

Автор на месторождении Аметистовое, Камчатка, 2020 г.
(ниже фото из личного архива автора)

Об авторе. Потомственный геолог, родился в Ленинграде в 1956 г. Закончил геологический факультет Ленинградского госуниверситета в 1978 г. Кандидат геолого-минералогических наук с 1986 г., имеет учёное звание старшего научного сотрудника/доцента по специальности. Член Российского национального общества экспертов по природным ресурсам (ОЭРН), заслуженный член Австралийского института наук о Земле. Геолог с пятидесятилетним опытом региональной металлогении, а также в области создания баз данных по рудным месторождениям и их оценке (в основном, на Au, Ag, Zn,Sn, Pb, Sb, Cu). Опыт работы — 18 лет аудиторской и 33 года научно-исследовательской работы (полевые работы на Востоке России, в Приморском, Хабаровском краях, Магаданской области, Чукотском АО, в Монголии, Армении). С 1972 по 2005 г. работал во Всесоюзном/Всероссийском геологическом институте (ВСЕГЕИ), в 2005–2009 гг. — в ОАО «Полиметалл УК», в 2010–2013 гг. — в ЗАО «ТОМС инжиниринг». С 2013 г. по настоящее время главный геолог в «Геоконсалт Компетент и «Геоконсалт Групп». Специалист по региональной металлогении восточных регионов России и Монголии, геологии рудных месторождений, оценке ресурсов и запасов, отчетности, аудиту и геологической экспертизе. Рассматриваемые типы месторождений: порфировые, эпитермальные, жильные и др.; специализация: Au, Ag, Cu, Ni, U, Sn.

Автор более 140 научных публикаций и отчётов на русском и английском языках, в том числе в соавторстве в базе данных и книге «Рудные узлы России» (2001). Руководитель и основной автор 26 отчётов по оценке месторождений по международным стандартам, а также многочисленных обзоров по золоту регионов ДВФО. Основные регионы работы: Дальневосточный и Сибирский федеральные округа России, Монголия, Республика Армения, Танзания.

В журнале и сайте «Золотодобыча» публикуется с 2013 г.

Геология и безденежье: выживание в 1990-е — от Колымы до Украины

Шёл четвёртый год существования нашего института ВСЕГЕИ в постперестроечной России. С конца 1992 года бюджетное финансирование геологических работ в стране практически прекратилось, и наши обширные договорные работы с Верхне-Колымской поисково-съёмочной экспедицией, которые мы начали на Колыме в 1991-м (путч августа 1991-го мы встретили в магаданской тайге), уже в начале 1993 года полностью накрылись «медным тазом», и наше полевое снаряжение так и осталось в поселке Хасын на «вечную память».

Примагаданье, 1990 г.

Зарплату во ВСЕГЕИ стали платить нерегулярно, да и её размеры в новых экономических условиях не позволяли сводить концы с концами. Пришлось изыскивать источники существования и хвататься за любые работы. Так, в 1993 году мой старший товарищ, талантливый геолог-уранщик В.А.Максимовский, с которым я c 1983 года работал в поле на Дальнем Востоке, отыскал небольшой договор на составление карты радоноопасности на территории Бердического района на Украине, и мы выполнили его. За работу нам заплатили гривнами, но поскольку их курс к рублю падал каждый день, мой инженер А.Казанцев (впоследствии он стал успешным бизнесменом) предложил купить на полученную сумму цветной телевизор и продать его в Питере, что мы и сделали. Помню, как откупившись от украинских таможенников, еле втиснули телевизор в купе поезда.

Алданский вызов: экспедиция с французским акцентом

Домашняя жизнь в 1995 году еще осложнилась тяжёлой болезнью близкой родственницы, которую пришлось взять к себе, и поэтому, когда летом 1995-го коллега В.А.Максимовского по отделу специальной металлогении ВСЕГЕИ (урановой геологии) Э.М.Пинский предложил выезд на полевые работы на Алдан, я с радостью согласился. Когда собирался в поездку, у меня в голове крутилась песня Ю.Кукина «Солдат Киплинга»: «А мы уходим рано, запутавшись в долгах, с улыбкой Д’Артаньяна, в ковбойских сапогах…». Жена проводила меня до трамвайной остановки, и я поехал в аэропорт, чтобы вылететь в Хабаровск. Тогда самолёты (ИЛ-86) летали с посадкой через Норильск. Глотнув холодного норильского воздуха, я не мог знать тогда, что через три года снова окажусь в этом городе.

Основная задача полевых работ состояла в подготовке бывших участков работ Таёжного ПГО, где они ранее проводили буровые работы по поискам месторождений урана типа «несогласия», к посещению французскими геологами из компании «Кожема» (СOGEMA).

В 1995 году был последний всплеск урановой геологии России и, в частности, в том же году в отделе специальной металлогении ВСЕГЕИ была поставлена тема «Прогнозно-металлогеническая оценка на уран Алданского щита, в т.ч. на месторождения типа несогласия на основе составления прогнозно-металлогенической карты м-ба 1:500 000». В ней участвовали А.М.Коршунов (перешедший во ВСЕГЕИ из «Таёжгеологии» незадолго до 1991 года) и Э.М.Пинский, с которыми я и выехал в Алдан. В состав нашей группы входили также студент геологического факультета и геолог из ВНИГРИ, которые были наняты техниками.

А.М.Коршунов вылетел заранее налегке и первым оказался на месте работ, а мы с Э.М.Пинским и студентом сначала вылетели в Хабаровск, затем добрались до Комсомольска-на-Амуре и поехали по БАМу до поселка Горный, где была база «Таёжгеологии». Там мы должны были дождаться контейнера с полевым снаряжением, а потом на вертолёте заброситься на участок у реки Уян на место бывшего полевого лагеря и наводить чистоту перед посещением французов.

Прибытия контейнера ждали уже почти полмесяца, и на его поиски пришлось Э.М.Пинскому ехать в Тынду. На базе в поселке Горный мы встретили главного геолога аэропартии №92 М.В.Горошко, с которым я уже был знаком по работе на Улканском прогибе в 1988 году. Горошко на базе был недолго и быстро улетел навещать свои полевые отряды.

Трасса БАМ, около которой мы находились, запомнилась редким движением поездов и шикарной станцией Зея из мрамора посреди загибающегося поселения из хибар и контейнерных домиков.

Надо отметить, что прогнозно-геологические работы по оценке перспектив ураноносности Учуро-Майского прогиба на урановые месторождения типа «несогласия» проводились ГП «Таежгеология» с 1988 года на основе комплексной аэрогамма-спектрометрической съёмки масштабов 1:200 000 – 1:50 000, с наземной заверкой выявленных аномалий и ограниченными объемами поисково-оценочных работ в комплексе с геофизическими методами. Буровые работы были выполнены в крайне незначительных объемах. Весьма вероятно, что, если бы эти работы были проведены в должном объёме, они могли бы обеспечить открытие промышленных месторождений урана в данном районе. В этих работах с самого начала участвовали и геологи ВСЕГЕИ.

Почему французские урановые геологи проявили интерес к такому «медвежьему углу» на стыке Хабаровского края, Якутии и Амурской области, где во все стороны сотни километров до ближайшего жилья?

Дело в том, что в 1991 году была снята завеса секретности с полностью закрытых даже для обычных геологов материалов по урану в СССР, и сведения об урановых месторождениях были переданы МАГАТЭ. Одним из авторов сводки был С.С.Наумов — по сути, руководитель урановой геологии России, в 1991–2001 годах руководивший Специализированным центром «Геологоразведка», Комитетом природных ресурсов «Геологоразведка», Региональным геологическим управлением «Геологоразведка», до своей кончины в 2015 году работал в структуре Росатома. Этот весьма неоднозначный руководитель обладал энергичным характером и деловой хваткой, и, скорее всего, не забывал и свои личные интересы. Вероятно, поэтому французские геологи, которых очень интересовали перспективы открытия в России месторождений урана типа «несогласия», и вышли на него.

В немногочисленных источниках упоминается, что «…Научно-техническое сотрудничество с организациями Франции осуществлялось с начала 1990-х годов. ВСЕГЕИ (ныне ушедшими из жизни замдиректора ВСЕГЕИ В.М.Терентьевым и начальником отдела специальной металлогении М.Г.Харламовым и др. — прим. автора) совместно с компанией ядерных материалов «Кожема» (COGEMA) и научно-исследовательским центром «КРЕГЮ» изучает в России месторождения урана, приуроченные к поверхностям структурных несогласий…» (источник: «Геолком-ВСЕГЕИ в развитии геологической службы и укреплении МСБ России 1882–2002, С.-П., 2002, стр. 342). В этих работах, несомненно, участвовал и С.С.Наумов.

В дальнейшем при ВСЕГЕИ возникло малое предприятие, которое без лишней огласки на французские деньги специально занималось подготовкой поездок французов в основные урановорудные районы России с предоставлением, скорее всего, исчерпывающих материалов по ним из прежде полностью закрытых специальных геологических фондов. Об этом в книге «Геологи ВСЕГЕИ в создании урановорудной базы страны», изданной в 2006 году, написано так: «Между тем к урановым объектам этого региона (Восточная Сибирь — прим. автора) проявили (и продолжают проявлять) самый живой интерес зарубежные геологи-уранщики и, прежде всего, из концерна COGEMA (Франция), на средства которого, начиная с 1999 г., ежегодно проводились краткосрочные совместные российско-французские экспедиции в Бирюсинский, Нечеро-Ничатский, Чикойский, Урюлюнгуйский (Стрельцовский) урановорудные районы, в 2006 г. намечено посещение Витимского и Акитканского районов». Данное предприятие обеспечило посещение французскими специалистами всех основных урановых месторождений России — от Карелии до Чукотки (Провиденский район). Во всех поездках участвовал и С.С.Наумов. Малое предприятие просуществовало до 2010 года, когда, вероятно, руководство концерна «Росатом» осознало, что организация геологической службы России сливает прямым конкурентам, а именно международной урановой компании (несмотря на их сотрудничество) ценнейшую информацию по минерально-сырьевой базе урана России, и этот канал был закрыт.

Упомяну, что СOGEMA с 2001 г. стала входить в концерн AREVA, и главным акционером компании является французский государственный Комиссариат атомной энергетики. Этот концерн представлен во всех видах деятельности, связанной с производством ядерной энергии.

Но вернемся к лету 1995-го. Наконец контейнер прибыл на станцию Зея, и мы, доставив снаряжение на базу, стали готовиться к заброске на берега реки Уян, на участок «Адаргай». Но пока мы собирались, французы нас опередили — они вылетели с сопровождающими из Хабаровска и успели посетить участки старых работ. Здесь они воочию увидели остатки «геологической деятельности» — разбросанные бочки из-под солярки, мусор, неубранные дома и сломанные каркасы палаток. Таким образом, основная наша полевая задача — навести «образцовый порядок» перед прибытием французов — оказалась не выполнена.

В окрестностях пос. Провидения, Чукотка 1996 г.

Прибыв на место бывшего полевого лагеря к А.М.Коршунову, мы услышали его рассказ о посещении этого участка российско-французской делегацией, а также о том, что ее руководителям С.С.Наумову и В.М.Терентьеву пришлось таскать ящики с кернами для их показа, так как нас не было. Большое впечатление произвели на французов отдалённость этих мест, оборудование лагеря с примитивным умывальником и развороченная тайга с валяющимся везде мусором. Запомнилось, что французские мужчины отказались селиться по двое в номерах гостиницы «Интурист» в Хабаровске, сочтя это аморальным.

Поисково-разведочные работы с бурением на данном участке были проведены Таёжгеологией в 1990-х годах. В итоге было выявлено несколько интересных рудопроявлений барита, меди, но больших месторождений урана найдено не было. Помню, как огорчило меня, что ценнейший керновый материал не был вывезен на «большую» землю, а так и остался в глухой тайге. Если бы он был качественно задокументирован и опробован, это могло бы внести большой вклад в изучение геологии столь отдалённого региона, где была проведена только геологическая съёмка масштаба 1:200 000 первого поколения.

Проработав немного на участке, мы перешли к выполнению оставшихся задач нашей экспедиции в рамках сотрудничества между ВСЕГЕИ и Таёжгеологией, а именно к выяснению причины и вскрытию канавами ториевой аномалии на участке «Адаргайчик», заверенной в 1991-м отрядом В.Кириллова. Для этого нам дали в помощь двух буровиков из Таёжгеологии, Манжикова и Бахметьева, которые из-за отсутствия работ согласились работать канавными рабочими. Это были опытные таёжники и хорошие люди. Сначала они относились к нам несколько настороженно, но потом лёд недоверия был сломан.

Вертолёт нас доставил в долину реки Уян и выгрузил в болото, поскольку сесть можно было только там. Весь оставшийся день мы перетаскивали снаряжение на ближайшую горку, где оборудовали лагерь. Место, где ранее базировался В.Кирилов, мы нашли лишь несколько дней спустя: остов чума из нескольких шестов (скорее всего, для полиэтилена) стоял не небольшом пригорке среди белого мха в редколесье.

Оборудовав лагерь, мы стали искать место радиоактивной аномалии. GPS тогда ещё не было у геологов, и все поиски проводились по карте и компасу. И это было трудной задачей, поскольку в глухой тайге ориентиров очень мало. В тот год была история, когда отряд Таёжгеологии целый месяц проработал не в том распадке, куда его высадили с вертолёта, — в тайге всё похоже. Проискав несколько дней, мы всё же нашли место аномалии на склоне горы, оконтурили её и дали задание канавщикам на её вскрышу. Они поставили там выкидной лагерь, чтобы не ходить каждый день по болотистой долине несколько километров. Работа шла споро, и через месяц была прокопана длинная канава с боковыми ответвлениями.

 Во время работы мы с А.М.Коршуновым и студентом предприняли поход к нашим соседям — отряду геофизиков Таёжгеологии, стоявшему на реке Муналы — левом притоке реки Уян. Там работал наш коллега из ВСЕГЕИ, геофизик Георгий Романовский.

Суп из белок. Голодные будни полевиков

Через некоторое время Э.М.Пинский покинул нас и вылетел в поселок Горный. Помню, как в ажиотаже при торопливой загрузке вертолёта вместе с ящиками с геологическими образцами и пробами на «большую землю» улетел и ящик с польской тушёной свининой — основной нашей мясной едой. Как только мы это обнаружили, стали есть экономнее, однако запасы остальных продуктов всё же неумолимо заканчивались.

Начался сентябрь, пошли ночные заморозки, тайга резко опустела, и даже наши таёжники Манжиков и Бахметьев со своими ружьями и собакой не могли добыть хоть какую-нибудь живность или птицу. Закончился чай, сахар, все перешли на бруснику и её листья, а вертолёта всё не было. Дошло до поедания супа из подстреленных белок, но я его отдавал собаке.

Каждый вечер мы участвовали в сеансах связи с базой и отрядами Таёжгеологии, докладывали о состоянии дел и обеспечении продуктами, однако А.М.Коршунов попросил не информировать коллег-производственников о наших бедах с продуктами, чтобы не пришлось организовывать к нам специальный рейс.

Что в тайге на вес золота?

От нас недалеко, на реке Амуликан, стоял отряд Вадима Кириллова. Мы были в курсе их дел, и однажды узнали, что посылается специальный борт для вывоза Горошко и Кириллова, которые должны были вскоре вылететь на урановые месторождения Канады. Это спасло наш коллектив от более тяжёлой голодовки: нас втроём — меня, Коршунова и студента (больше мест в вертолёте не было) — забрали проходящим рейсом.

Наши рабочие с собакой остались в лагере до следующего рейса. Перед отъездом я оставил им свой радиоприёмник и неприкосновенный запас — фляжку коньяка, которую всегда возил с собой до окончания поля и распивал с коллегами только тогда, когда нас вывозили на «большую землю» или в самом конце полевого сезона. Помню, как мой коллега В.А.Максимовский шутя сказал, что таких людей, как я, надо расстреливать, потому что в полевой жизни масса сверхактуальных поводов выпить. Учитывая, что взятый запас горячительного всегда быстро заканчивался, фляжка коньяка была на вес золота. Этот мой поступок, как я узнал впоследствии, вошёл в легенду геологической жизни Таёжгеологии.

В штольне на месторождении Асгат, Западная Монголия, 2006 г.

«Территория суверенной Якутии»

С промежуточной посадкой для дозаправки в поселке Чагда к вечеру мы приземлились в городе Чульмане. В то время ночью вертолёты не летали, и мы до утра остались на аэродроме, чтобы утром вылететь в поселок Горный. Не успели мы приземлиться, как к нам подошли милиционеры и потребовали провести досмотр вертолёта, говоря при этом, что мы приземлились на «территории суверенной Якутии». Поскольку вертолёт был из Амурского авиаотряда, от этого отказались, и тогда нам запретили покидать огороженную территорию аэродрома и ехать в посёлок за продуктами.

Представьте себе чувства людей, вывезенных из глухой тайги и давно не видевших свежего хлеба, нормальной еды и водки! Но выход был найден — за небольшую мзду договорились с местным персоналом, и вскоре наш вывоз с полевых работ был отмечен свежим белым хлебом, рыбными консервами и водкой. Ничего вкуснее тогда для нас тогда не существовало.

Окончание поля и вкусы цивилизации

Чувство выхода в цивилизацию и поедание давно забытых продуктов составляет одно из самых ярких удовольствий в жизни каждого геолога-полевика. И не просто так геолог-бард А.Городницкий увековечил это в песне «Чёрный хлеб».

Вспоминаю, как в 1998 году нас вывезли в Норильск с самого северо-запада Таймыра, где я работал на геологической съёмке масштаба 1:200 000 первого поколения. Тогда также в конце полевого сезона, когда снега было уже по колено, у нас почти закончились продукты. Я, ещё небритый и немытый, попав в городской супермаркет, набрал целую тележку продуктов. Потом, приняв ванну, испытывал неземное наслаждение, поедая свежий хлеб, копчёную колбасу, маринованные овощи и запивая всё это выдержанным коньяком. …

Солнечным утром мы вылетели в посёлок Горный и в тот же день всей компанией (кроме А.М.Коршунова, который остался на базе в поселке) выехали поездом в Хабаровск через Комсомольск. В поезде мой рассказ о брошенном керне на участке «Адаргай» вызвал сильное раздражение М.Горошко, и он начал «вешать лапшу на уши», обещая, что керн будет вывезен по зимнику …

На месторождении Таёжное, Приморский край, 2010 г.

Утром поезд прибыл в Хабаровск, мы простились с коллегами и, прежде всего, с В.Кирилловым, с которым снова увиделись в городе на Амуре лишь в 2007 году. Обстоятельства сложились удачно — этим же днём мы вылетели вместе с нашим студентом в Питер. Попивая болгарский коньяк «Плиска» (который тогда ещё продавали в самолётах) под песню Сюткина «7000 над землёй», я был счастлив окончанием поля и не предполагал, какие события последуют дальше в моей питерской жизни…

Март, 2025

-0+10

• Содержание сайта
• Комментарии
• Главная страница