Письмо единственному читателю: о геологии и золотодобыче на Колыме после ликвидации Дальстроя и до ликвидации Северовостокзолота

Здание ПО "СЕВЕРОВОСТОКЗОЛОТО" в Магадане

Первый, вернее, один читатель — это хорошо. Это предполагает формат, скорее, не для публикации, а как приватный мемуар, что позволяет не особо следить за языком и упоминать конкретных людей. Итак, как попал на Колыму и что увидел.

Попал нормально и осознанно потому, что мне нравилась Якутия. Три сезона производственной практики: два в литолого-стратиграфическом отряде ВНИГРИ сплавом по верховьям Зырянки и один в Верхне-Индигирской ГРЭ на стандартной съёмке 1:50000 с якутскими лошадками под вьюк. Посмотрел на развалины дальстроевской империи: прииска, посёлки, трассу, пару неплохо на тот момент сохранившихся лагерных зон.

Снабжение по прокорму было не хуже ленинградского и народ необычный, очень разный и шебутной. Ну и экзотика: спирт питьевой по 6,54 за бутылку, плиточный китайский чай завоза середины 60-х годов, бочка на улице Усть-Неры с разливным пивом, забодяженым из порошка с добавлением спирта. Жара +30 и очередь страждущих в эту бочку с разнообразными емкостями: ближний пивзавод был за тысячу вёрст, в Магадане. И ещё удивительная штука: аэропорт был на другом берегу Индигирки и, помимо парома, туда летал «кукурузник» — воздушное такси; взлетел — и сразу сел, пять минут делов. Таким, к примеру, для меня было лето 1973 года.

 Поэтому что ожидает меня в метрополии погибшей империи, я вполне себе представлял и, приземлившись в начале октября 1974 года в Магадане, никакого дискомфорта не испытывал.

Так ли уж нужны были горные инженеры-геологи Северовостокзолоту и с чего меня законопатили на Мальдяк (35 вёрст восточнее Сусумана) — я особо не задумывался. Довольно быстро выяснилось, что да, нужны, что кадровая проблема среднего звена геологической службы Северовостокзолота стоит крайне остро и идёт активная ротация кадров.

9 октября 1974 года я был принят горным мастером разведучастка и, отработав сезон на шурфовке, 1 марта 1975 года встретил уже старшим геологом прииска. Эта должность, предполагавшая наличие высшего геологического образования, была в плане кадрового перемещения основной стартовой позицией: мой предшественник ушёл с неё главным на «Экспериментальный», а занимавший эту табуретку до него — главным геологом Сусуманского ГОКа. Сам я уже в октябре 1976 года был главным геологом прииска и на шесть лет задержался в этой позиции, постигая весьма специфическую «кухню».

Одновременно у службы были проблемы и в низовом звене, где должности участковых геологов замещались техниками, а то и практикантами. У меня из трёх карьеров госдобычи два были закрыты выпускниками техникумов, Магаданского и Новочеркасского, а на первом участке царствовал милейший Семён Ефимович Некрасов, с его слов, «нецелованый, кроме мамы». Он аккурат за год до моего рождения окончил курсы «техников узкой специальности» при знаменитом дальстроевском Учкомбинате и, будучи натурой тонкой, постоянно «держал фасон». Поэтому когда начальник первого участка, громогласный уральский медведь по фамилии Иванов, посылал «Сэмэна» посмотреть, не перебурены ли скважины СДВВ, тот неизменно ответствовал, что не следует посылать его к этим дыркам, поскольку он геолог, а не гинеколог.

К сожалению, то обстоятельство, что участковые были специалистами опытными и толковыми, уже не спасало ситуацию: к моменту моего появления геологическая служба Северовостокзолота в старых приисковых районах существовала только формально, измысливая наборы контуров и обеспечивая на основании оперативного опробования минимальный контроль за отработкой. Численность людей, задействованных на опробовании, постоянно была никакущей. Две-три женщины на карьер в возрасте 35-55 лет никаких лунок систематического опробования, разумеется, не кайлили и не мыли в тех объёмах, что предполагались кабинетными методистами в верхах. Да, прямо сказать, ни в каких объёмах не кайлили и не мыли. Как и бортовые борозды, отбиравшиеся только из большого интереса или по крайней нужде. Дело с подготовкой «песков» обычно ограничивалось сигнальным оперативным опробованием при вскрыше с визуальной зачисткой площади «до проблесков скалы».

У геолога в конторе карьера стоял обычно сейф для хранения документации и капсулированных проб. Там же хранилось и намытое заранее впрок золото для «подсаливания» виртуальных выработок систематического опробования при оформлении актов подготовки и актировки площадей. В случаях сомнительных составлялись акты подготовки с указанием в них некоторого объёма торфов, вскрываемых промывкой через прибор совместно с песками.

Вообще следует отдавать себе отчёт, что уже к середине 70-х мощность фактически отмываемых эксплуатационных «песков» составляла в среднем 1,6 м при средней разведочной мощности пласта по балансу 0,55 м, и величина эта, 1,6 м, определялась, в основном, уровнем технической оснащённости на промывке. Поэтому среднее содержание в «песках» перестало быть информативным показателем, в реальной практике уступив место продуктивности. Геологическая служба твёрдо заявляла всем, – и тупым, и мудрым, и хитровыделанным — что если вам обещана проектная продуктивность 1 г/м² и она по факту отошла, то никакие претензии более неуместны. Романтикам, отмывшим «пески» мощностью 2, 3 или даже 4 метра, предоставлялось право рассказывать о чудовищном неотходе среднего содержания где и кому угодно и вплоть до скончания своих дней. Но это несчитово…

Все описанные страсти кипели лишь на госдобыче, а ведь были ещё три артели старателей, два мехзвена и три десятка вольноприносителей; висела эта орава на старшем геологе прииска.

Вот таков был прииск «Мальдяк», встретивший меня весьма радушно: двухэтажное общежитие из сахалинской лиственницы, недорогая с хорошим питанием столовая, новый клуб, в который даже Валерий Леонтьев с концертами приезжал, и маленькая изюминка — в посёлке с населением в полторы тысячи душ совсем не было воды. Воду постоянно подвозили водовозками за 12 км со скважины в пойме р. Берелёх и вся система ЖКХ, можно сказать, постоянно висела на волоске.

Чтобы закончить с бытовой стороной красивой колымской жизни, могу сказать, что идиллия продлилась недолго; перебои начались к концу 1977 года, а к 1982 году настал тотальный дефицит всего, и Колыма села на карточки, лимиты и талоны, с которых слезла лишь в 1989 году, когда первые коммерсы погнали с Аляски, из Японии, Кореи и Китая всё что можно и чего нельзя.

Абстрагируясь от лирики и возвращаясь к производству, должен сказать, что состояние площадей горных отводов «Мальдяка» в целом соответствовало мере ушатанности сырьевой базы других старых приисковых районов Центральной Колымы. То есть состояние в диапазоне от «очень хреново» до «средняя степень паршивости» было характерно решительно для всех. Поэтому я бы взялся утверждать, что окончательное, бесповоротное и принципиальное размежевание двух осколков ранее единой геологической службы (ГРУ ДС) происходило на всём протяжении 60-х годов в серьёзной конкурентной борьбе. Конфронтация продолжалась все 70-е годы, принимая порой достаточно жёсткие формы, и к началу 80-х окончательно сформировались две геологические службы с совершенно разными целеполаганиями и методическими подходами к решению геологических задач.

Возвращаясь к 1957 году, году растаскивания наследства ДАЛЬСТРОЯ, важно отметить, что геологическая служба (ГРУ ДС) была искусственно разрезана на две очень неравные части. Во вновь создаваемое СВГУ ушли не только наиболее образованные, профессионально подготовленные и обладающие административным опытом специалисты, но и геологические фонды ДАЛЬСТРОЯ. Тогда как вновь образованная и, по сути, эксплуатационная геологическая служба Совнархоза возглавлялась скромным узкоспециализированным отделом рудничной и приисковой геологии в составе Горного управления и составить хоть сколько-нибудь заметную конкуренцию мощному соседу, очевидно, не могла. Это было понятно и председателю Совнархоза, которым стал бывший руководитель ДАЛЬСТРОЯ, поэтому решение поручить СВГУ ведение регионального отчётного баланса стало ожидаемым шагом. Таким образом, вопросы учета состояния, движения, добычи и прироста запасов на территории и сопряжённые с этим «плюшки» оказались подконтрольны СВГУ.

Дальнейшая трансформация и развитие каждой из якобы родственных геологических служб на всём протяжении 60-х шло в направлениях диаметрально противоположных. СВГУ значительно усилило свои позиции новыми открытиями на Колыме и Чукотке, оперируя в классических канонах геометризации, подсчета и учёта запасов в тесном взаимодействии с ГКЗ и ориентируя свои структуры строго на эти методические подходы. В это же самое время эксплуатационная геологическая служба, догрызая последний хрен без соли, вынуждена была изощряться на донельзя истощённых площадях. И начать массово вовлекать в отработку «неучтёнку», на которую по официальным канонам только бы плюнуть и растереть. Но … в кассу пошло золото и много. Мало того, это был прирост запасов, полученный как бы из ничего, из воздуха, единственно лишь умственным напряжением геологов-эксплуатационников. И источник этого прироста, «неучтёнка», представлялся неисчерпаемым. Тогда как СВГУ, срубив прирост на эпохальных открытиях, уже начинало класть зубы на полку, поскольку перечень перспективных площадей всегда конечен и имеет тенденцию к оскудению.

С упразднением Совнархоза и образованием в декабре 1965 года ПО Северовостокзолото возникла реальная опасность снижения роли и влияния СВГУ в регионе и перехода контроля над горно-геологической сферой к эксплуатационной геологической службе. Во-первых, для всех была очевидной необходимость передачи полномочий учета состояния, движения, добычи и прироста запасов на территории основной добывающей организации, ПО Северовостокзолото, читай — его геологической службе. СВГУ, будучи структурой внешней, сугубо разведочной и сервисной, не имела ни малейшего влияния на процессы добычи и устойчиво связанного с ней прироста запасов из «неучтёнки». Тогда как ПО Северовостокзолото, контролирующее и добычу, и прирост от основной деятельности, могло свободно управлять ситуацией, совершенно не учитывая позицию и интересы СВГУ. К тому же для СВГУ в организационном, экономическом и финансовом плане обеспечение прироста запасов в моменте и тем более в перспективе требовало всё возрастающих затрат, тогда как прирост запасов ПО Северовостокзолото, получаемый за счёт добычи из «неучтёнки», был не только совершенно бесплатным, но и становился сравним по объёму с приростом, генерируемым СВГУ. Таким образом, шансы СВГУ проиграть гонку и выйти в явные аутсайдеры близились к 100%.

Понятно, что за этой борьбой стояли интересы двух союзных министерств, Мингео СССР и МЦМ СССР, пытавшихся выработать компромисс и таки пришедших к сердечному согласию. Компромисс состоял в том, что руководителем Геологического управления, созданного приказом МЦМ СССР от 16.08.1966 г. №482, становился не С.Г. Желнин, возглавлявший Геолого-маркшейдерское управление Северо-Восточного Совнархоза, а кандидатура СВГУ, которая обеспечивала бы учёт интересов Мингео СССР на территории. Такой кандидатурой стал «гертруда» И.Е. Рождественский, долгие 17 лет (с 1966 по 1983) бессменно возглавлявший Геологическое управление ПО Северовостокзолото.

 И.Е. Рождественского, активного участника известных исторических событий, описанных в романе Олега Куваева «Территория», большинство ассоциирует с заместителем начальника геологического управления Посёлка Генрихом Фурдецким, по прозвищу Фурдодуй. Фурдецкий, по Куваеву, был золотозубый человек с лицом и голосом праздничного оратора, более известный как «человек при Будде». Не берусь судить, таков ли был ныне покойный И.Е. Рождественский, столетие со дня рождения которого отмечалось в 2023 году, но это была одна из наименее подходящих на роль руководителя Геологического управления фигур. Рождественский, будучи чистым разведчиком классического канона, не только не имел ни малейшего представления о «неучтёнке», но и руководствовался устойчивым заблуждением о реальном состоянии геологических служб добывающих предприятий, необоснованно полагая, что систематическое эксплуатационное опробование на россыпях существует в реальности.

Свидетельством достигнутого двумя министерствами компромисса с очевидностью являлся приказ Министра геологии СССР №558 от 29.11.1971 г., утвердивший новую Инструкцию по учёту запасов полезных ископаемых и по составлению отчётных балансов по формам 5-гр и 5-гр(уголь). Этим документом было введено в официальный оборот понятие «неучтённые запасы» и установлен порядок определения прироста запасов при отработке «неучтёнки» и проводки его по форме 5-гр. Влияние Мингео СССР на процесс формирования и распределения прироста запасов из нового источника, «неучтёнки», и должен был обеспечивать И.Е. Рождественский.

Команду новый начальник нового управления формировал, очевидно, под себя. Нет, конечно Хребтов, Волошин, Лопушинский были кандидаты наук и вполне себе приятные в общении люди, но увлечённые преимущественно теоретическими аспектами россыпной геологии вообще и полемикой с коллегами из СВГУ. Несколько особняком стоял Слава Шаповалов: сын главного инженера Северовостокзолота достаточно свободно естественным образом перемещался из Геологического управления во ВНИИ-1, СВКНИИ и обратно. Словом, команда Рождественского, по моему глубокому убеждению, реальной ситуацией на местах не владела и к «неучтёнке» относилась, как к привычному злу или, правильнее сказать, добру, непонятным им образом обеспечивающему халявный прирост запасов. Вроде и есть «неучтёнка», а как с этим справляются люди на местах — не барское дело. Ну, эдакая данность, не требующая вмешательства сверху.

Достаточно сказать, что первым из руководства Геологического управления, досконально разбиравшимся в предмете, стал В.Г. Зорин на позиции главного инженера управления в «царствование» В.С. Семенюка, который сам вопросом не владел. А вот Зорин, пришедший непосредственно с эксплуатации, пусть и с «оловянного» Певека, в «неучтёнке» понимал. Поэтому при рассмотрении в Геологическом управлении операционной программы золотодобычи предприятия он непременно подначивал главного геолога ГОКа, мол, покажите нам, пожалуйста, где у вас «земля казанская», а где «земля рязанская». Вот только был это уже 1984 год, а «рождественский» период 1966-83г.г. был глухоманью беспросветной.

Прирост запасов и выполнение плана по нему было в советское время вещью базовой. Для структур Мингео СССР показателем основным, а для структур МЦМ — вторым-третьим по ранжиру и от выполнения его напрямую зависело квартальное премирование руководящего и командно-начальствующего состава. Потому пускать его на самотёк никто не собирался. Отработав в должности главного геолога Оротуканского ГОКа с 1982 по 1996 год, я могу судить об этом более чем предметно.

Состояние сырьевой базы горных отводов предприятий становилось всё более удручающим и прирост от основной деятельности по факт-добыче «неучтёнки» обычно превышал, и часто значительно, установленный добывающему предприятию план по приросту запасов. При этом все вышестоящие уровни управления (СВЗ, Союззолото, МЦМ) были кровно не заинтересованы в значительном перевыполнении плана по приросту запасов, прекрасно понимая, что всякий ресурс конечен, а выполнять плановый показатель и премироваться как можно дольше очень хотелось всем. Потому эти самые вышестоящие прирост безжалостно резали, произвольно рихтуя статистическую отчётность добывающих предприятий.

К примеру, мой прирост от «неучтёнки» по итогам года прямым движением по форме 5-гр составлял две тонны, но «наверху» требовалась только одна тонна. Поэтому мне возвращалась фельдсвязью (документ имел гриф сов.секретно) моя форма 5-гр, правленая обычной ручкой неведомым мне «москвачом» с пояснением, что это и есть официальная отчётность моего ГОКа.

Корректировки были на диво просты: тонна запасов снималась по учёту с состояния на исходящую дату, как якобы отработанная. Ну, и показывалась добыча из балансовых запасов, которой никогда не было. То есть месторождения или их части просто исчезали из государственного баланса запасов, снимались с учёта, будто и не стояли вовсе. Волевым порядком, без какого бы то ни было обоснования.

Противостояние двух геологических служб продолжало развиваться, принимая иногда формы анекдотические. На протяжении 1975-78 г.г. на приисках были упразднены разведучастки и созданы районные экспедиции в противовес экспедициям Мингео. В результате на ягоднинской территории активно «дружили» Ягоднинская ГРЭ и Дебинская ГРЭ, на тенькинской территории — Тенькинская ГРЭ и Детринская ГРЭ, а на сусуманской — Берелёхская ГРЭ и Центральная ГРП. Случалось, одновременно бурили вдоль горного отвода, с внешней и внутренней стороны или вульгарно менялись: вы нам дадите побурить вот здесь, а мы вам — вон там. Со стороны смотрелось забавно.

А потом Союз «крякнул» и каждый стал сам за себя, и выживал, как мог. Тут-то геологи классического канона из структур бывшего Мингео бывшего СССР и решили, что пора им, наконец, заняться добычей. Сложного ведь ничего нет, вопросом они владеют с блеском и исчерпывающая геологическая информация из фондов под рукой. Только многие ли теперь вспомнят «Геометалл» Ильи Сэмэныча Розенблюма, «Корякгеолдобычу» или «Архангельскгеолдобычу»? Как-то вдруг оказалось, для некоторых неожиданно, что есть две разные геологии, и эксплуатационная при чрезмерной избитости старых приисковых районов — это, как принято сейчас говорить, «другое».

И в заключение, мой уважаемый первый и единственный читатель, задумайтесь, пожалуйста, вот о чём. Проблема «неучтёнки» никуда не делась. За 30 постсоветских лет она лишь усугубилась, расширилась и охватывает сейчас значительную часть того, что принято называть недропользованием. Потому, что всё это время люди продолжали работать так, как будто ничего не случилось. Ну, как они привыкли работать на «неучтёнке» в прежнее время. Между тем 30 лет — это практически смена поколения, и нынешний чиновник государственного регулятора не только не понимает «неучтёнку» и не учён с ней работать, но даже не знает о её существовании.

Помните, у Губермана: те знали, что не знают ничего, а эти даже этого не знают? Так вот «эти даже этого не знают», поэтому во власти что-либо обсуждать не с кем, да и говорить не о чем. Всё надо делать самому…

 7 июля 2024 года

-0+15

• Содержание сайта
• Комментарии
• Главная страница